Понедельник 21-й по Пятидесятнице. ЦСл.

Братие, возрадовахся о Господе вельми, яко уже когда воспомянусте пещися о мне, понеже и печастеся, но непогодным временем обдержастеся. Не яко по скудости глаголю, аз бо навыкох, в нихже есмь, доволен быти. Вем и смиритися, вем и избыточествовати, во всем и во всех навыкох, и насыщатися и алкати, и избыточествовати и лишатися. Вся могу о укрепляющем мя Иисусе Христе. Обаче добре сотвористе, сприобщившеся печали моей. Весте же и вы, Филипписиане, яко в начале благовествования, егда изыдох от Македонии, ни едина ми церковь общевася в слово даяния и приятия, точию вы едини. Яко и в Солунь и единою и дващи в требование мое посласте ми. Не яко ищу даяния, но ищу плода множащагося в слово ваше. Приях же вся и избыточествую: исполнихся, приемь от Епафродита посланная от вас, воню благоухания, жертву приятну, благоугодну Богу. Бог же мой да исполнит всякое требование ваше по богатству Своему в славе, о Христе Иисусе. Богу же и Отцу нашему слава во веки веков. Аминь. Целуйте всякаго свята о Христе Иисусе. Целуют вы сущая со мною братия. Целуют вы святии вси, паче же иже от кесарева дому. Благодать Господа нашего Иисуса Христа со всеми вами. Аминь.


Во время оно, моляше Иисуса некий от фарисей, дабы ял с ним, и вшед в дом фарисеов, возлеже. И се, жена во граде, яже бе грешница, и уведевши, яко возлежит во храмине фарисеове, принесши алавастр мира, и ставши при ногу Его созади, плачущися, начат умывати нозе Его слезами, и власы главы своея отираше, и облобызаше нозе Его, и мазаше миром. Видев же фарисей воззвавый Его, рече в себе, глаголя: Сей аще бы был пророк, ведел бы, кто и какова жена прикасается Ему, яко грешница есть. И отвещав Иисус рече к нему: Симоне, имам ти нечто рещи. Он же рече: Учителю, рцы. Иисус же рече: два должника беста заимодавцу некоему, един бе должен пятиюсот динарий, другий же пятиюдесят. Не имущема же има воздати, обема отда. Который убо ею, рцы, паче возлюбит его? Отвещав же Симон рече: мню, яко емуже вящше отда. Он же рече ему: право судил еси. И обращься к жене, Симонови рече: видиши ли сию жену? Внидох в дом твой, воды на нозе Мои не дал еси, сия же слезами облия Ми нозе и власы главы своея отре. Лобзания Ми не дал еси, сия же, отнелиже внидох, не преста облобызающи Ми нозе. Маслом главы Моея не помазал еси, сия же миром помаза Ми нозе. Егоже ради, глаголю ти, отпущаются греси ея мнози, яко возлюби много, а емуже мало оставляется, менше любит. Рече же ей: отпущаются тебе греси. И начаша возлежащии с Ним глаголати в себе: кто Сей есть, иже и грехи отпущает? Рече же к жене: вера твоя спасе тя, иди в мире.

Отчего так случилось, что Симон-фарисей чтит Господа и приглашает Его к себе, но тут же увидев, что Он благосклонно допускает к Себе и грешницу, соблазняется и начинает думать: «если бы Он был пророк...» (Лк.7:39)? Оттого, что захлопотался об угощении и за хлопотами оставил здравое рассуждение о порядках Божиих. Эти две области, житейская и духовная, совсем не схожи по своим свойствам и законам. Между тем, ум наш, чем очень займется, по законам того и судить начинает. По житейским порядкам с явною грешницею нельзя иметь общение; Симон так и судит, забыв, что покаяние всех делает чистыми и грешников равняет с праведниками. Он думает, что грешнице не следует тут быть, и что Спаситель, если не отгоняет ее, то потому, верно, что не знает кто она; от этой мысли тотчас родилась и другая: если не знает, то какой же Он пророк? Словом-то он не сказал этого, а только подумал, и наружно ни в нем, ни в его хлопотах, как доброго хозяина, не произошло никакой перемены, но Господь видел его сердце и по сердцу его сделал ему вразумление. Он внушил ему, что грешникам-то и место около Него и что грешница, прилегшая к Нему сердцем, больше почтила Его, чем он, почтивший Его только угощением. Внешнее вводит человека в неприятное Господу чувство праведности, а внутреннее всегда держит его в чувствах своего непотребства пред лицом всеведущаго Господа.